Необходимо признать, что Мамонтов дал мощный толчок к развитию не только оперы, но и национального искусства в целом. В своём подмосковном имении Абрамцево с богатым культурным прошлым (когда-то оно принадлежало писателю С.Т. Аксакову и было местом паломничества известных литераторов, включая Н.В. Гоголя) он собрал весь цвет русской живописи тех лет, объединённый идеей возрождения русского искусства. Скульптор М.М. Антокольский выразил в одном из писем общее настроение: «Моё горячее желание, чтобы … именно в Москве сосредоточилось русское искусство, иначе всякая отдельная сила, как бы она ни была сильна сама по себе, должна заглохнуть…» Чтобы живописцы могли творить, не заботясь ни о чём, Мамонтов создал им прекрасные условия для работы, обустроив просторную мастерскую. Под влиянием царивших в Абрамцеве умонастроений и вдохновляясь его обстановкой, В.М. Васнецов написал проникнутые русским духом полотна «Алёнушка», «Иван-царевич на Сером волке», «Богатыри». С этим домом связаны репинские «Запорожцы», «Не ждали», «Крестный ход в Курской губернии»; «Явление отроку Варфоломею» М.В. Нестерова. Именно здесь была создана Серовым «Девочка с персиками», портрет любимицы Саввы Ивановича – дочери Веры. В Абрамцеве также подолгу жили и работали М.М. Антокольский, М.А. Врубель, В.Д. Поленов и Е. Д. Поленова, К. А. Коровин…
Супруги Мамонтовы и сами поддерживали «курс на истоки», основав абрамцевские мастерские, предназначенные для сохранения и развития кустарных промыслов. В столярно-резнической мастерской обучали ремеслу местных крестьян, выпускники получали инструменты для организации своего дела. В округе сформировался оригинальный художественный промысел – абрамцево-кудринская резьба, существующая и поныне. Из гончарных мастерских вышли великолепные образцы керамики, в том числе майоликовая скульптура Врубеля. Даже строения усадьбы владельцы старались возводить в исконно русском стиле. Керамическую мастерскую с резными деревянными украшениями построил в 1872 году архитектор В.А. Гартман. В том же стиле годом позже был возведен «Терем», сначала служивший баней, а потом гостевым домиком. А в 1881-1882 годах уже Васнецовым была спланирована церковь Спаса Нерукотворного. Ему же принадлежит авторство проекта «Избушки на курьих ножках».
Такой просвёщенный, разносторонне образованный и прогрессивно мыслящий купец был, безусловно, самородком. Но, чтобы выкристаллизовался этот алмаз, нужна была особая, обогащённая порода. Не одно поколение купеческого рода Мамонтовых прославилось своими добрыми делами на благо народа и Отечества. Ещё дед Саввы Ивановича, Фёдор Иванович, не только ловко занимался откупным промыслом, на чём составил капитал, но и много сил уделял благотворительности. Жители Звенигорода даже поставили на его могиле памятник в знак признания за помощь, оказанную им в 1812 году. А его сын, Иван Фёдорович, не без успеха занимаясь торговыми делами в городке Ялуторовске Тобольской губернии, водил дружбу с ссыльными декабристами В.К. Тизенгаузеном, М.И. Муравьёвым-Апостолом, Е.П. Оболенским, И.И. Пущиным. Так что детство Саввы Мамонтова, родившегося в глухом зауральском городе 15 октября 1841 года, прошло в окружении самых прогрессивных и образованных людей эпохи.
В 1853 году уже в Москве Иван Фёдорович был возведен в потомственное почётное гражданство. Поле его предприимчивости было чрезвычайно широким: и винный откуп, и нефтяные промыслы, и торговые фактории в Баку, и строительство железных дорог… Разумеется, предприниматель-миллионщик мечтал, чтобы дело его было продолжено, и в преемники прочил именно Савву. Но тот, прежде чем оправдать надежды, доставил батюшке немало беспокойства. Учась на юридическом факультете Московского университета, Савва начал посещать драмкружок вместе с другом детства, также выходцем из купеческого сословия Костей Алексеевым, который впоследствии взял себе звучный псевдоним — Станиславский. Мамонтов выступал в роли Кудряша в «Грозе», а роль Дикого исполнял сам автор – Александр Николаевич Островский. Видя, сколь велик интерес Саввы к сцене, Иван Фёдорович решил отправить сына от греха подальше по торговым делам – в Баку, Персию, затем в Италию. Но хитрость не помогла — в Италии молодой купец обнаружил у себя дивный оперный бас. После недолгих занятий с местными преподавателями он получил приглашение одного из миланских театров дебютировать в двух басовых партиях, в операх «Норма» и «Лукреция Борджиа». Лишь срочный вызов в Москву помешал дебюту Мамонтова-младшего на миланской оперной сцене. Впрочем, возвращался непутёвый сын с вестью, наконец угодившей отцу: он собирался жениться. Притом не на какой-нибудь итальянской певичке, а на благонравной девице из уважаемого купеческого рода, с солидным приданым. В путешествии он стал жертвой чар Лизы Сапожниковой, кузины Алексеева-Станиславского. Иван Фёдорович благословил молодых на брак и сделал свадебный подарок: дом на Садово-Спасской. Савва Иванович наконец остепенился, открыл собственное дело — торговлю итальянским шёлком — в арендованном помещении на Ильинке. В молодой семье один за другим стали появляться наследники: Сергей, Андрей, Владислав, Вера и Александра. Имена подбирали не абы как, а в определенной последовательности, чтобы из первых букв можно было сложить имя главы семейства — САВВА.
В зрелом возрасте, уже будучи крупным промышленником, владельцем заводов и железных дорог, Савва Иванович вернулся к юношескому увлечению – опере, теперь в качестве антрепренёра. Он решил открыть первый в России частный оперный театр. В 1885 году — в год дебюта театра — газета «Театр и жизнь» с возмущением писала, что за дело организации оперного театра «берутся люди, вряд ли знающие столь тонкое дело, как оперная постановка… Словом, всё это сплошное любительство». Негодование общественности было связано с тем, что Мамонтов провозгласил новый принцип: «Петь нужно, играя». Участвуя в качестве режиссёра в постановке многих спектаклей, он, по сути, создал основу того, что потом назовут «системой Станиславского». Надо отметить, что сам Станиславский считал товарища по театральному делу своим учителем и чрезвычайно высоко ценил его заслуги перед искусством. Будучи уверенным в том, что театр — это «коллективный художник», Мамонтов постарался объединить вокруг затеи как можно больше талантливых людей. Впервые в истории российского театра эскизы декораций, костюмов создавались профессиональными художниками – собиравшимися и трудившимися в его подмосковном имении.
Обоюдному успеху способствовало привлечение в состав труппы молодого Шаляпина. В «неотёсанном» голосе малоизвестного певца Мариинского театра Мамонтов услышал ноты необычайного таланта. Он уговорил артиста оставить императорскую сцену, заплатил неустойку за разрыв контракта и принялся пестовать его дарование: нанял певцу концертмейстера, сам делал с ним вокальные упражнения и разбирал партии. «Смотрите, как Шаляпин «ест знания!», — радостно смеялся он. Позже Фёдор Иванович с благодарностью вспоминал слова Мамонтова: «Феденька, вы можете делать в этом театре всё, что хотите! Если вам нужны костюмы, скажите, и будут ко¬стюмы. Если нужно поставить новую оперу, поставим оперу!» «Все это одело душу мою в одежды праздничные, и впервые в жизни я почувствовал себя свободным, сильным, способным по¬бедить все препятствия», — писал певец. И признавался: «У Мамонтова я получил тот репертуар, который дал мне возмож¬ность разработать все особенные черты моей артистической на¬туры, моего темперамента. Достаточно сказать, что из 19 ролей, созданных мною в Москве, 15 были роли русского репер¬туара, к которому я тяготел душою. Но самым большим благо¬деянием для меня было, конечно, то, что у Мамонтова я мог позволять себе смелые художественные опыты, от которых мои чиновные вицмундиры в Петербурге перепадали бы все в обмо¬рок».
Мамонтовская опера представила публике все произведения русского оперного искусства, которые отвергла императорская сцена: «Ивана Сусанина» М.И. Глинки, которого в аристократических кругах окрестили «мужицкой музыкой», оперу «Руслан и Людмила», названную «скучной и совершенно неудачной»… В репертуаре Частной оперы значились: «Борис Годунов» М.П. Мусоргского, «Садко», «Моцарт и Сальери», «Псковитянка», «Майская ночь», «Царская невеста», «Сказка о царе Салтане», «Кащей Бессмертный» Н.А. Римского-Корсакова, «Хо¬ванщина» М.П. Мусоргского, «Князь Игорь» А.П. Бородина, «Русалка» А.С. Даргомыжского и другие. Благодаря невысокой цене на билеты патронируемое Мамонтовым русское оперное искусство стало популярным среди самых разных сословий Москвы.
Единственное, чего не хватало Частной опере, – собственного помещения. И Савва Мамонтов решил выстроить для своего любимого детища огромный шестиярусный театр на 2650 мест, какого мир еще не видывал.
Театральный зал должен был стать ядром грандиозного сооружения, которое Савва Мамонтов замыслил возвести на месте «Челышей» на Театральной площади. В соседних помещениях располагались бы художественные галереи, залы для танцевальных вечеров и спортивных состязаний, библиотека. Также в этом дворце искусств были предусмотрены место для первоклассных гостиничных номеров, квартир для приезжающих на длительный срок артистов, большой ресторан, бильярдная, кофейня и закусочные для широкой публики. На всем протяжении главных фасадов здания – со стороны Театральной площади и Театрального проезда – предполагалось устроить более полутора десятка различных магазинов. На первом этаже должны были размещаться служебные конторы, кассы железной дороги и даже редакция собственной газеты с типографией.
В первом российском культурном центре – самом большом в мире, естественно — намеревались использовать все последние достижения инженерной мысли: отопление, освещение, вентиляцию, канализацию, современное техническое оснащение кухонь, прачечной, складских помещений.
Изначально предполагавшийся бюджет стройки в полтора миллиона рублей вырос сначала до четырёх миллионов с лишком, а потом и до семи миллионов.
К внешнему облику здания, конечно, были особые требования. Мамонтов хотел видеть конструкцию броскую, из ряда вон выходящую. Он обратился к самому прогрессивному архитектурному стилю того времени – модерну. В отличие от строгой геометрии классицизма, в стилистике которого были выстроены прочие здания на площади, модерн, напротив, отказывался от прямых линий и углов в пользу более естественных, природных очертаний и растительных орнаментов. Акцент делался на декоративности и активном использовании новых технологий, таких, как металл и стекло. Здание создавалось коллективным трудом, а многие решения принадлежат лично Мамонтову – к примеру, идея выполнить майоликовые панно. Предприниматель блестяще «срежиссировал» внешний облик «Метрополя», сумев привлечь к реализации своих задумок лучшие таланты. В результате здание стало своеобразным манифестом модерна и одним из лучших произведений этого стиля в Москве.
Но главным украшением фасада «Метрополя», его символом стало керамическое панно «Принцесса Грёза», созданное Михаилом Врубелем по эскизам его же картины.
Михаил Александрович Врубель окончил по настоянию отца юридический факультет Петербургского университета, затем по зову души — Академию художеств. Довольно большую часть жизни провёл в поисках себя, в метаниях, долго в безвестности работал в Киеве, пока в 1889 году, случайно оказавшись в Москве, не попал под крыло Мамонтова.
В 1890 году Врубель завершил «Демона сидящего», задуманного ещё в Киеве. Он явил невиданный доселе образ — грозного ангела с израненной человеческой душой, страдающей от несовершенства мира. Произведение будто бы провозглашало грядущую эпоху символизма и реформаторства. Художественная элита встретила его холодным молчанием. Всех поразил и оттолкнул мистический колорит и других его вещей: картин «Воскресение», «Надгробный плач», «Ангел с кадилом и свечой…» На что Врубель заявил: «Ваше отрицание даёт мне веру в себя!»
Заметим, что и самого Мамонтова от работ художника порой «брала оторопь и даже охватывал мистический ужас». Но он призрел гонимого, дав ему возможность беспрепятственно творить. Отдал в полное распоряжение абрамцевскую керамическую мастерскую, в которой тот создал немало прекрасных произведений, включая незабвенную «Принцессу Грёзу». Михаил Александрович долгое время не только работал, но и жил в доме Мамонтова. Трудился как скульптор, дизайнер, монументалист, театральный декоратор, оформлял интерьеры особняков московских меценатов и буржуа. Благодаря Мамонтову же Врубель познакомился со своей будущей женой, которая служила оперной актрисой в Частной опере, Н.И. Забелой. Скончался он от психического надрыва в клинике для душевнобольных.
Сюжет «Принцессы Грёзы» был навеян пьесой французского драматурга Эдмона Ростана о любви провансальского принца Жофруа Рюделя к триполийской принцессе Мелисинде. Рюдель воспылал страстью к юной деве, ни разу её не видя, только внимая рассказам о её чудесной красоте и добродетелях, и отправился по морю навстречу своей любви. Но в дороге смертельно заболел, и во дворец к принцессе его доставили в беспамятстве. В объятиях возлюбленной он на мгновение пришел в себя и тут же умер у неё на руках. Мелисинда отреклась от мирской жизни и стала монахиней. Как писал Эдмон Ростан: «Кто в жизни раз хотя б узнал мечту, тому вернуться к пошлости уж трудно». На панно изображён момент встречи рыцаря и его воплощённой мечты.
«Принцесса Грёза» занимает центральное место в творческой биографии художника. Она стала не только самым монументальным, но и самым скандальным его творением. Это масштабное живописное панно размером 70 квадратных метров вместе с ещё одной работой — «Микула Селянович» Врубель создал для Всероссийской промышленной и сельскохозяйственной выставки 1896 года в Нижнем Новгороде по заказу Мамонтова, который был её художественным руководителем. Произведения должны были быть выставлены на торцах одного из павильона. Однако специально присланная из Петербурга комиссия Академии художеств забраковала их «как нехудожественные». Возмущённый таким решением меценат сам заплатил автору стоимость работы, арендовал за пределами территории выставки участок, на котором в кратчайший срок возвёл еще один павильон, самый большой. На фасаде распорядился написать огромными буквами: «Выставка декоративных панно художника М.А. Врубеля, забракованная жюри Императорской академии художеств» (последнюю часть фразы затем пришлось закрасить). Благодаря свободному входу и шумихе в прессе, подогревающей любопытство публики, павильон стал самым популярным.
Также по настоянию Мамонтова на выставке экспонировались ещё восемь картин и скульптура Врубеля. Одновременно в его же декорациях в городском театре шёл гастрольный спектакль «Гензель и Гретель» Мамонтовской частной оперы. И даже театральный занавес был выполнен по врубелевским эскизам («Италия. Неаполитанская ночь»). Художник, таким образом, был представлен в Нижнем всеми гранями своего творчества, его дебют был превращён Мамонтовым в бенефис. Однако общественность хотя и интересовалась творчеством художника, но не торопилась (по воспоминаниям художника Константина Коровина) выказывать одобрение. «Что за озлобленная ругань и ненависть, и проклятия сыпались на бедную голову Михаила Александровича! Я поражался, почему это, что, в чём дело, почему возбуждают ненависть эти чудные невинные произведения. Я не мог разгадать, но что-то звериное в сердце зрителей чувствовалось. Я слушал, какие проклятия несли они, глядя на эти панно. Михаил Александрович ещё больше убедился в своем непризнании и ещё больше почувствовал себя сиротой этой жизни». Хотя картины и не были оценены по достоинству, тем не менее Михаил Врубель сделался популярной фигурой в художественном мире. А Мамонтов увековечил «Принцессу Грёзу», разместив её на фасаде «Метрополя».
Дальнейшая судьба картин, выставленных в Нижнем Новгороде, долгое время была неизвестна. «Микула Селянович» оказался утрачен, а «Грёза» была найдена в запасниках Большого театра лишь в 1956 году. Огромный свёрток потому так долго пропылился в чулане, что негде было его развернуть, чтобы посмотреть, что это такое. Потребовалось остановить трамвайное движение (рядом с «Метрополем» ещё ходили трамваи) и расположить полотно прямо на улице. Тут и выяснилось – это «Принцесса Грёза». Картину передали в Третьяковку на реставрацию, где она пребывает и поныне.
В сиянии, точно ореолом, окружавшем фигуру Мамонтова, никто не заметил сгустившихся над его головой туч. «Арест Саввы Мамонтова» — под таким заголовком в газете «Московский листок» от 14 сентября 1899 года вышел следующий материал: «В субботу 11 сентября в дом известного железнодорожного деятеля, коммерции советника Саввы Ивановича Мамонтова прибыли представители судебной власти и местная полиция, и он был арестован. В его доме в тот же вечер был произведён обыск, продолжавшийся несколько часов. В 12-м часу ночи Савва Мамонтов в сопровождении местного пристава и товарища прокурора г-на Проховидикова был отправлен в губернский тюремный замок, что в Больших Каменщиках, и заключён в одиночную камеру».
Мамонтова обвинили в том, что с помощью фиктивных счетов он перевёл из средств правления Московско-Ярославской железной дороги в Невский механический завод, а оттуда в собственное распоряжение свыше 10 миллионов рублей. И в действительности нарушения имели место, однако они были совершены для пользы дела — развития завода. Предприниматель надеялся погасить незаконный заём за два года, но не успел: министр юстиции Н.В. Муравьев отправил Мамонтова на скамью подсудимых, а заодно с ним и участвовавших в деле двух его сыновей.
Пять месяцев С.И. Мамонтов провёл в тюрьме. Настал черед друзей помогать своему благодетелю. Одни хлопотали по его делу, другие старались просто поддержать. Поленов и Коровин собирали подписи под прошением «облегчить участь великого русского мецената». Серов, приглашённый в Зимний писать портрет государя, воспользовался случаем, чтобы замолвить за Савву Ивановича словечко. И наконец было получено высочайшее позволение перевести подследственного под домашний арест.
Другие повели себя иначе. Не навестил и даже не откликнулся на письмо любимец Феденька – Фёдор Шаляпин. Оставив театр Мамонтова, вскоре он дебютировал в Императорской опере в роли Мефистофеля в опере «Фауст». Предала бывшая возлюбленная, солистка Частной оперы Татьяна Любатович, распродав декорации, костюмы, уникальные партитуры, а вырученные деньги присвоив.
В июне 1900 года началось слушание дела Мамонтова в суде. «В зале яблоку негде было упасть: публика ходила в суд, как в театр». Прославленный адвокат Фёдор Никифорович Плевако, однокашник Мамонтова по юридическому факультету университета, держа его за руку, в красках рассказывал о том, как в ущерб себе Савва на своих дорогах клал более тяжёлые рельсы, чем конкуренты, как не скупился на надёжные вагоны, как радел о пользе России… И делал очевидный вывод: «Если бы Мамонтовым не помешали — все их грехи были бы забыты и Россия обогатилась бы и новыми путями сообщения и прекрасными заводами, которые в русских руках служили бы государству».
Кстати, история подтвердила эти слова. В Первую мировую войну мамонтовские дороги — Северная и Донецкая — стали настоящим спасением для страны, когда все пути, ведущие на Запад, оказались отрезанными линией фронта. «Король репортажа» Влас Дорошевич выразил признательность радетелю Отечества в статье «Русский человек»: «Интересно, что и Донецкой, и Архангельской дорогами мы обязаны одному и тому же человеку – «мечтателю» и «затейнику», которому в своё время очень много доставалось за ту и другую «бесполезные» дороги, — С.И. Мамонтову. Когда в 1875 году он «затеял» Донецкую каменноугольную дорогу, протесты понеслись со всех сторон. Но он был упрям… И вот теперь мы живём благодаря двум мамонтовским «затеям».
Когда присяжные вынесли вердикт «не виновен», зал, как позднее вспоминал Станиславский, «дрогнул от рукоплесканий. Не могли остановить оваций и толпу, которая бросилась со слезами обнимать своего любимца». Савва в те дни сделался чем-¬то вроде национального героя.
И все же этот процесс оказался для Мамонтова фатальным: знаменитый предприниматель, меценат, антрепренёр был сокрушен — и материально, и физически, и духовно.
Было покончено и с Частной оперой и со строительством «Метрополя». Освободившись от коммерческих дел, Мамонтов поселился в доме на Бутырской заставе, купленном на имя дочери, и организовал там свою керамическую мастерскую, которая вскоре превратилась в небольшой керамический завод под уже привычным названием «Абрамцево». И хотя изделия не приносили большой прибыли, они завоевали множество призов на международных и отечественных выставках. Здесь же бывший промышленник занимался производством майоликовых панно для «Метрополя». «Принцесса Грёза» стала, таким образом, лебединой песней Саввы Ивановича.
Скончался Савва Мамонтов весной 1918 года. В вихре перемен, охвативших Россию, уход этого великого русского человека остался почти не замеченным. Похоронили его в Абрамцевской церкви, построенной руками друзей.
Пусть обстоятельства лишили мецената главной «Грёзы» его жизни, но роскошный отель в центре Москвы остался своего рода памятником деяниям Саввы Великолепного – так называли Мамонтова современники, сравнивая его с флорентийским правителем эпохи Возрождения Лоренцо Великолепным, покровителем Боттичелли и Микеланджело. Облик «Метрополя» навсегда сохранил отпечаток вкусов и устремлений своего основателя и особую атмосферу — тот артистический дух, который сопутствовал всем его начинаниям. И сейчас, спустя век, девизом гостиницы остается призыв «Living with art» («Жить с искусством»). Именно так жил и работал Савва Мамонтов, всеми делами которого «тайно руководило искусство», как писал в воспоминаниях его сын Всеволод.
Из книги Сергея Маркова «Метрополь» как зеркало русского человека»»