«Я. В. СМУШКЕВИЧ БЫЛ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ ОРГАНИЗАТОР, ОТЛИЧНО ЗНАВШИЙ ТЕХНИКУ И В СОВЕРШЕНСТВЕ ВЛАДЕВШИЙ ЛЕТНЫМ МАСТЕРСТВОМ. ОН БЫЛ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО СКРОМНЫЙ ЧЕЛОВЕК, ПРЕКРАСНЫЙ НАЧАЛЬНИК И ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ КОММУНИСТ. ЕГО ИСКРЕННЕ ЛЮБИЛИ ВСЕ ЛЕТЧИКИ…»
Г. К. Жуков «Воспоминания и размышления» АПН, Москва, 1970, стр. 149.
Впервые услышал о дважды Герое Советского Союза генерале Якове Смушкевиче несколько лет назад во время беседы с нашим земляком генерал-лейтенантом авиации Михаилом Федоровичем Кротовым.
Меня заинтересовала героическая жизнь Я. В. Смушкевича, о которой, к сожалению, очень мало написано. Сын литовского портного при Советской власти вырос до крупного» военачальника, достигнув ранга генерала Красной Армии.
Летчик Смушкевич был удостоен звания « Героя Союза» дважды. Это высокое, звание он получил третьим человеком в нашей стране. (Первыми героями были летчики майоры Г. П. Кравченко и СИ. Грицёвиц).
Прожив всего тридцать девять лет, генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич внес достойный вклад в развитие Военно-Воздушных Сил РКК в довоенный период. Собирая материалы о жизни Якова Владимировича, узнал, что его юность связана с жизнью на Севере. Здесь он стал коммунистом и красноармейцем.
Материал этот значительно пополнился во время моей поездки в Литву в ноябре 1971 года.
Для читателей газеты «Авангард» я написал короткий документальный рассказ о Якове Смушкевиче, связанный с периодом жизни его в Няндоме…
Есть в ЛИТВЕ небольшой городок Рокишкис. Говорят, с тех времен, как появился он на карте живут в нем и евреи. Работали они в помещичьих усадьбах, рубили лес, возили грузы, торговали, точали сапог, и шили одежду…
Евреев в городе было много, а работы мало. Перебивались кто как умел. Вульф Смушкевич был бродячим портным. В поисках работы он заходил в соседнюю Латвию. Там вблизи города Двинска в одной из деревень и женился. А незадолго до пасхального праздника 1902 года родился сын. Нарекли своего первенца Яковом.
Нерадостным и коротким было детство сына портного. Трудно жилось еврейской и литовской бедноте. Портняжное дело давало мало дохода, и Вульфу приходилось еще работать возчиком молока в поместье графа, который был хозяином всего городка.
Семья Смушкевичей росла. У Якова появилось трое братьев и сестра. Пришлось заботиться и о них.
Спасаясь от нужды, старший сын пошел помогать отцу. Даже поучиться ему толком не удалось. Азбуке научила мать. Ходил Яков недолго в еврейскую религиозную школу, но и ту пришлось бросить. А гут еще новая страшная беда. Началась война, которую впоследствии историки назовут первой мировой. Не прошло и года с ее первого августовского дня, а фронт уже приближался к Литве.
Из Прибалтики потянулись обозы беженцев. Отправлялись, кто как мог. Но все двигались на восток. Тронулась из Рокишек и семья Вульфа Смушкевичей. Ехали долго и нудно. Обшарпанные теплушки с надписями на грязно-рыжих боках «40 человек, 8 лошадей» тащились медленно. Стояли часами на станциях, полустанках и даже разъездах. Питались в дороге впроголодь.
Наконец трехнедельное путешествие закончили. Приехали на Север. Всем семейным табором Смушкевичи высадились в незнакомой Вологде, Скитались в губернском городе недели две, но работы подходящей найти не смогли. Пришлось разделиться. Вульф с Яковом поехали дальше, в сторону Архангельска, остальные остались тут. По совету попутчиков высадились на станции Няндома. Кое-кто из литовцев, приехавших этим же поездом решился нанять извозчиков и добраться до уездного города Каргополя, что в 80 верстах от железной дороги.
Смушкевичи дальше не поехали. Решили устроиться на любую работу на этой станции с непонятным названием. Ехавший вместе в поезде местный служащий дороги рассказывал разные веселые и грустные истории о северном глухом крае. Подивились Смушкевичи и рассказу о «мудром каргопольском голове», который якобы промылся в бане и не дал ответ на срочную депешу в столицу о согласии строить «чугунку» через Каргополь. Фельдъегерь ждать не стал, когда «голова» напарится. Ускакал, не дождавшись ответа. А дорогу проложили через Мошинские болота. Так, в конце XIX века на перекрестке тракта Каргополь—Шенкурс появилась станция Няндома.
Одни старожилы говорили, что якобы жил когда-то тут карел Нян и содержал постоялый «дом». От него и пошло название места. Другие, не соглашаясь, приводили свои домыслы. Что мол слово это древне-карельское и означает по нашему «богатая сторона». А чем богата Няндома, сказать не могли. Снега зимой до крыш. Грязи болотной хватает. Лесу много кругом. Это точно.
Приезжим Смушкевичам, не имевшим знакомства на железную дорогу устроиться не удалось. Принимали туда мало, да и то очень проверенных. Работы было не так уж много. Дорога до Архангельска все еще была узкоколейной. Маломощные паровозики серии «Боранк» и «Маллет» изредка таскали небольшие составы.
Строилось новое ширококолейное паровозное депо. Туда иногда требовались рабочие. Но брали больше из местных. Администрация дороги не могла забыть смутных дней декабрьской стачки 1905 года, которую поддержали активно и няндомцы. Иногородних брать на работу было запрещено.
Устроились Вульф с сыном работать в пекарню лесного подрядчика Гудовского. Отец стал возчиком грузов, а Яков подручным пекаря.
Пекарня помещалась в низком полутемном бараке. Сквозь небольшие окна, забитые мучной пылью, едва проникал дневной свет. Сначала Яков учился готовить тесто. Потом освободилось место, и стал месильщиком. Шел ему четырнадцатый год. Но рослый и крепкий парень быстро освоился с работой в пекарне.
Хозяин пекарни не терпел, когда работники сидели без дела. Имелся у него водовоз. Но частенько гонял он Якова за свежей водичкой на чай чуть не за версту, к пристанционной колонке. И колуном помахать приходилось каждый день вдоволь. Дров в хозяйстве шло много.
— Елку в щелку, сосенку в сучок! Так коли,— подбадривал хозяин. К трудолюбивому молодому работнику он относился более благосклонно.
За смолистые курчавые волосы и темно-карие горячие глаза на смуглом лице Яшу Смушкевича называли в Няндоме «цыганенком». Его веселый, уживчивый характер скрашивал дни зачастую не очень радостные.
После дождливой, с частой слякотью осени наступили холода. Такой морозной зимы Яков еще не знал. Для людей приезжих она была не совсем обычной. Мало приятного, если нет добрых валенок и овчинного полушубка без дыр.
Но дни шли. Отец управлялся с лошадьми. Зимой он полностью был занят на вывозке «веснудили» (дров, заготовленных весной) из лесу.
Здесь, в Няндоме, было все иначе, чем в родных Рокишках. Кругом болота и дремучие леса.
Приземистые барачные дома станционного поселка рядами вытянулись вдоль железно-дорожного полотна. Улицы называли просто линиями. Было их около пяти. Шло строительство еще на трех линиях. В казенных домах жили служащие и некоторые квалифицированные рабочие — путейцы, вагонники, слесари, кузнецы и, конечно, машинисты паровозов.
Не вдалеке от вокзала высилась новая церковь. Была и еще одна достопримечательность. В стороне от станции, на более сухом месте, был срублен из ядреного леса небольшой домик. Высокое крыльцо, большие окна с резными наличника-ми — вся добротность и аккуратность отделки отличали его даже от поповского жилья. На фронтоне особняка красовались, выведенные охрой цифры «1895 год».
Церковный сторож рассказывал Якову, что дом этот был специально построен для самого Саввы Мамонтова — главы акционерного общества, которое строило узкоколейку с Вологды на Архангельск.
Приходилось дважды видеть мне его. Хваткий был предприниматель. Уже не из молодых, седой весь. Не жалел мужиков. Все торопил строительство. Плата была не ахти: кормежка и ночлег. Не скупился на водку. Сколько тут в болотах людей от холоду и болезней полегло… Никто не считал.
С тех пор и прозывают нас, няндомцев с его «легкой руки» — «мамонами»…
В версте от станции начиналась грунтовая дорога на Мошу и дальше на реку Вагу. По обочинам ее стояло до десятка рубленных в паз пятистенных изб с дворами, хлевами, банями. Стоял там и заезжалый дом с трактиром. Приходилось бывать в нем иногда Якову, доставляя в трактир калачи и сдобы из фроловской пекарни.
Зимой было более людно у постоялого двора. Обозы из Каргополя шли часто. Днем и ночью стояли у коновязей небольшие, но крепкие лошади с гружеными дровнями и розвальнями. Слышалась напевная окающая речь. Бывало тут много мошинских. лимских, воезерских, канакшанских и елгомеких мужиков.
Дальними перевозками больше занимались «ваганы». Нравился Якову народ в Няндоме. А вот крестьяне с далекой реки Ваги были интереснее. Просто и откровенно рассказывали они «цыганенку» о своем крае. С юмором и крепким словцом говорили о нелегкой жизни…
Хотя обязанностей у молодого работника пекарни было много, Якову жилось полегче чем отцу. Старый Вульф стал совсем хмур и озабочен. В его густой черной бороде появилось много седины. Он так любил кроить, сметывать, утюжить… Он был мастером своего дела. А приходилось возить дрова. Жилось нелегко. Работа давала малый заработок. А в Вологде ждали хлеба и денег еще пять ртов. Терпели как могли. А когда наступила весна, Вульф и Яков решили уехать в Вологду. Впереди было начало новой жизни…
В Вологде Смушкевичи работали у купца Красильникова. Там Яков Смушкевич впервые посетил рабочее собрание железнодорожников, услышал о большевиках. Осенью 1918 года здесь он вступил в партию коммунистов. Ему шел тогда семнадцатый год. Зимой девятнадцатого года красноармеец Я. Смушкевич получил боевое, крещение, сражаясь с интервентами и белогвардейцами на Северном фронте. Здесь еще больше он вырос морально и политически. Вскоре был назначен политруком роты, а затем комиссаром полка.
Потом были годы военно-политической работы в стрелковых и авиационных подразделениях Красной Армии.
В 1931 году Я. Смушкевич был назначен командиром и военкомом Витебской авиационной бригады в Белорусском военном округе.
За три месяца он досрочно заканчивает с отличием полный курс Севастопольской школы летчиков.
Комбриг Яков Смушкевич геройски сражался с фашистами в Испании. Он был старшим советником по авиации в республиканской армии в 1936— 1937 годах.
Возвратившись на Родину, комкор Я. В. Смушкевич назначается заместителем начальника Военно-Воздушных Сил Красной Армии. А в 1939 году становится во главе авиации страны.
Занимая такой высокий пост, несмотря на тяжелые травмы, полученные в авиационной катастрофе, Я. В. Смушкевич лично принимает участие в боях на Халхин-Голе против японских захватчиков, в войне с Финляндией и других военных операциях.
В декабре 1940 года Я. В. Смушкевич был назначен на должность помощника начальника Генерального штаба РККА по авиации, а 5 апреля того же года ему присвоено воинское звание «командарм второго ранга».
За мужество и героизм славный летчик Яков Смушкевич Указами Президиума Верховного Совета СССР от 21 июня 1937 года и от 17 ноября 1939 года дважды удостоен звания Героя Советского Союза. Он был награжден двумя орденами Ленина и орденом Красного Знамени Монгольской Народной Республики.
Жизнь генерал лейтенанта авиации Я. В. Смушкевича трагически оборвалась в июне 1941 года. Это случилось за две недели до начала Великой Отечественной войны, Ему не было еще и сорока лет. Но Родина помнит своего геройского сына.
Окруженные почетом и вниманием живут в Советской Литве его родственники. Посмертно Я. В. Смуншевичу присвоено звание Почетного гражданина города Рокишкиса в Литовской ССР.
В феврале 1969 года в этом же городе открыт памятник бюст дважды Герою Советского Союза генералу Якову Владимировичу Смушкевичу. 14 апреля 1972 года ему исполнилось бы семьдесят лет.
Виталий РОДИН.
На снимке: дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич.
Фоторепродукция И. Коргина (с фотографии 1941 года).
